Запись по телефону:
+ 7 (8332) 64-17-95 
+7 (922) 668-61-91
Екатерина Пластеева - врач-психотерапевт, гештальт-психолог

Элемент не найден!

  • Группа самопознания «Клуб выздоравливающих сыщиков имени Агаты Кристи»…
    link

    UYBU0zyUvMw.jpg

    В многочисленных междисциплинарных исследованиях российских и зарубежных авторов показано, что лица с невротическими расстройствами, нарушениями настроения и даже с ипохондрической симптоматикой в 70% случаев получают лечение у специалистов общей практики и никогда не оказываются у психотерапевта или психиатра…30% оставшихся «делят» между собой в неравных долях пограничная психиатрия, ориентированная на фармакологическую модель помощи (около 10%), 5% пациентов доходят до психотерапии, а остальные 15% вовлекаются в разного рода религиозные и сетевые организации, выпадая напрочь из поля зрения медицины.


    В связи с этим мне вспоминается свой опыт, усвоенный еще со студенческой скамьи: во время летней практики я работал некоторое время ассистентом врача кардиолога – очень внимательной и образованной в своей области женщины специалиста. К ней на прием обратился мужчина около 50 лет с жалобами на нарушение сердечного ритма, повышение артериального давления до заоблачных цифр при минимальном эффекте от лечения медикаментами. Завершив весь перечень обследований, сделав все возможные шаги по поиску средств терапии доктор задала самый крайний вопрос: «а что у вас происходит в личной жизни – нет ли сильных психологических переживаний?»… пациент изменился в лице и чуть не со слезами на глазах и горечью в голосе ответил: «да… у меня конфликт с моим сыном, мы не понимаем друг друга, все очень запутано»… Доктор выразила свое сочувствие и понимание пациенту и предложила ему всего-навсего понять и простить своего сына, на что пациент ответил с безнадежностью в голосе: «если бы все было так просто…»
    В подобных случаях клиенту кажется, что его страдание абсолютно уникально и никто не в силах что – либо изменить. Идет время, страдание усугубляется, возможности личных изменений для выздоровления тают и уменьшаются…


    Альтернатива одинокой безвестности и отчужденности от своего внутреннего мира все - таки есть…


    Еще в конце 19 века, для улучшения качества понимания необходимости длительного лечения больных такой страшной болезнью как туберкулез. Джозеф Пратт - врач по внутренним болезням из Массачусетского госпиталя в Бостоне собирал пациентов в группу и проводил с ними беседы. Он говорил о гигиене поведения, о лечебном воздействии свежего воздуха и хорошего питания. Пациенты получали возможность раскрывать свои переживания, делиться жизненными ситуациями, что само по себе улучшало качество врачебной помощи…


    Групповая терапия сегодня – это обязательный компонент любой психотерапевтической программы, та как она:
    • Создает контекст для активного получения информации о сути страдания: позволяет поставить перед самим собою вопрос: «почему именно я заболел(а) этой болезнью в характерной ситуации», и скорее приблизиться с помощью терапевта и группы к ответу на него.
    • Позволяет овладевать языком клинической психологии и психотерапии, что поможет эффективнее и экономичнее строить контакт с психотерапевтом.
    • Позволяет в безопасных и специально созданных условиях делиться своими переживаниями, получая облегчение, поддержку и позитивный эмоциональный опыт для усиления надежды на дальнейшее улучшение…

    С каждым потенциальным участником – бесплатное 30 минутное интервью перед включением в группу.


    Группа работает в «закрытом» режиме.
    Встречи группы: 2 раза в неделю – 7 встреч по 3 часа. 
    Количество участников 9-10 человек. Стоимость участия от 1600р. 

Статьи

Декабрьский эгоизм (Полуцветной роман)

Антипыч 1

 

 

            Прошло много лет, с тех пор как жители вечнозимнего города Вьюгина узнали о существовании Антипыча из 40-й квартиры каменного дома. Надо сказать, что знакомство это было в тягость как самому Антипычу, так и горожанам, однако были среди них и такие, которые благодарили судьбу за лишнее напоминание «о человеке в «бесчеловечную эпоху». Однако, как вы сами понимаете, выговорить такое словосочетание отваживались немногие.

 

 

*   *   *

 

                Вьюгин в начале декабря должен предстать на этих страницах не менее колоритным, чем гоголевский Днепр… Панорама города из окна 40-й квартиры складывалась такая, что даже не искушенный в словесных хитросплетениях Антипыч прокряхтел что-то вроде того, мол город поистине оправдывает свое название… За плечами гремели пятилетки и десятилетия; разные дома, обстановки, люди…

                - А кто они такие эти люди? Те «жители», из-за которых непременно должна подниматься буря в стакане… Или еще лучше – мыслители, подобные мне во всем, кроме времени жизни… Скорее всего это вон те фигуры, видные из окна квартиры 40, спешащие по своим конкретным заботам.

             Возможно, Антипыч наш и рожден был для того, чтоб моргать при всяком разговоре о звезде с Фридрихом Ницше, однако, имел довольно практичный запас мыслей вслух, касающихся почти до всех предметов его скромной жизни.

          Часами он ораторствовал на кухне, погруженный в восторг функционалиста, к примеру о чайнике или механической мясорубке – тогдашних, да и почти вечных символах Вьюгинского домашнего уюта, создаваемого искусственно и в одиночестве.

 

 

 

 

 

 

 

Вьюгинский эпистолярий 2

 

Оставят?

Забудут?

Погубят?

Расстроят?

Отвечу как помню:

Errare humanum…3

(Из неудавшегося)

 

                В свои n пятилеток и m десятилетий Антипыч писал или школьные сочинения (но это было давно) или ежемесячно заполнял квитанции за квартплату… Но заполнял так, чтобы ежемесячно выражать в них себя, как он впоследствии объяснял, с другой «грани личности». Последняя квитанция была заполнена так:

 

Лицевой счет: Я растворяюсь в цифрах вновь…

                               Хоть лицам счета нет, и все же;

                               В нуле увидите вы бровь,

                               А в единице – нос, быть может…

 

Адрес:                  В доме моем –

                                               пир горою:

                               Блудный мой сын

                                               вернулся;

                               Двери сейчас

открою,

                               Чтоб за порог

                                               не запнулся…

                               Нет – он не пьян,

                                               не весел, -

                               Просто не любит

                                               свободу,

                               Моих неслучайных

                                               песен

                               Огненно-сладкую

воду…

Фамилия                                            Есть преданье: Иуда повесился

Имя                                                      На осине, на горькой осине.

Отчество:                                                                          (Н.Глазков)

                                В декабре я один Антипыч –

Больше нету нас таковых;

За пределами русской равнины

Потерялся об этом мой стих…

Не ищи меня Вьюгин зимний

В жарком летнем полубреду, -

Я в тоске, и к декабрьской осине,

Устрашая ее, бреду…

Как цинично шуршание листьев -

По Иуде, мол, страшный плач -

Примитивно-языческой кистью

Недописан немой палач…

Ведь осина не станет помнить

Про Антипыча в декабре:

Не иудин масштаб, а форма

Лишь безумца на снежной горе.

 

                Сумма к оплате: Я расплачусь сполна

За свой покой,

Когда б тебя, любимая,

Я встретил

Не серым утром

Холод-октября,

А днем декабрьским,

Что велик и светел…

 

                Надо ли говорить, что служащие Вьюгинской сберкассы, особенно женщины, всякий раз ждали того момента, когда Антипыч придет платить за квартиру № 40 в каменном доме…

                После дня квартплаты Антипыч целый месяц ровным счетом ничего не писал, а только прислушивался к шороху своих мыслей, вглядываясь, то в розовеющий рассвет, то в пьянящее безветрие летних дней, а иногда и в закатную даль, за которой – он знал – непременно есть его настоящая, полная света невьюгинская жизнь.

                Несколько раз Антипыч пытался уехать «за закатом» на поезде, но проводницы никак не могли взять в толк то, что для несчастного вьюжинца это вопрос жизни и смерти, и снимали его с поезда то на 3-й, а то на 7-й станции от Вьюгина, мотивируя это тем, что мол Антипыч – человек неплатежеспособный (а быть может, и недееспособный).

Зато, когда нужно было пешком возвращаться во Вьюгин (ибо больше нашему эпистолярию деваться было некуда), Антипыч встречался наяву с самим пространством исконной жизни.

                Вокруг шелестели изначальные живые березовые рощи, кое-где возникали естественные (а не утвержденные госпланом) деревушки… Тут бы и вспомнить monsieur Руссо, но, к счастью, этот просветитель не был знаком Антипычу, и он спокойно наслаждался  открытым воздухом.

                Полный впечатлений глотка жизни Антипыч вновь водворялся в квартиру № 40 и дожидался дня квартплаты.

                - Поверьте мне – седому мечтателю – в этих глуповатых строчках квитанций, где должны были жить цифры – немые и угрюмые – в них весь я… Я, которого никто на этом свете не знает. Пишу в этих желтых разлинованных полуватных листах более для того, чтоб составить подробный отчет о своей вьюгинской судьбе, об органическом родстве меня с каменным домом и квартирой № 40. Пусть меня насмешливо дразнят эпистоляриусом – мне это даже приятно – видно в этом и есть весь замысел об Антипыче… Пускай, пускай…

                Город, который, наверняка, был родным для нашего эпистоляриуса, даже отдаленно не подозревал о существовании в своих недрах возможно последнего из могикан – романтика уходящих времен. Эсхатолог новейшей истории – такой титул мог бы заслужить Антипыч,  будь сейчас какое-нибудь иное время… Но – Вьюгин чаще всего просил своего, едва ли не единственного за всю историю, пророка до времени, а возможно, и вообще не высовываться. Не взлюбило коммунальное хозяйство и формы заполнения платежных квитанций, что сподвигло чуткое и неусыпное руководство ЖКО обратиться за «прекращением неуставного безобразия» к самой психиатрии…

 

…Medicina nobilissima4

 

            Психиатрию как явление и отрасль знаний во Вьюгине олицетворял доктор Шульцман – страстный поклонник спиртного, женщин, Фрейда и музыки Антона Брукнера.

                Все творения маэстро Антипыча после прочтения служителями сберкассы и ЖКО попадали на дубовый стол Израиля Соломоновича, который, досконально изучив особенности психической деятельности больного А., решил-таки засесть за диссертацию. В перерывах между бурлящей жизнью д-р Шульцман скрипел пером по полуватману и, напевая «Семь сорок», вырисовывая клинические картины, сопоставляя свои данные с литературными, надеялся на все только самое хорошее. Любил доктор на ночь полистать платежные документы Антипыча уже не из профессионального, а из чисто человеческого интереса…

Как человек внимательный от природы хитрый Изя быстро заметил, что самые отъявленно-патологичные стихи совпадают с декабрьскими квитанциями…

Шульцман и диагноз для Антипыча придумал новый – литературе не известный, наукой не установленный: декабрьский эгоизм – egoismus decembricus.

Оставалось немного – придумать лечение, - и диссертация готова: можно спокойно спать, пить вино, любить умных и красивых женщин и смотреть любимый фильм про странный недуг Антона Брукнера, представляя, хотя отдаленно, какую этот человек мог писать музыку.

Впереди была большая работа: нужно было всесторонне изучить Антипыча и органически вписать его портрет в рамку больного именно декабрьским эгоизмом, а ни чем-либо иным. Для этого Изя, хорошо позавтракав, отправился из дома на остановку 18-го троллейбуса и доехал на нем до самого каменного дома…

 

Синтез и анализ

 

В день визита доктора Антипыч вполне бы мог собираться в очередное свое турне «за закатом Вечности», однако вышло все значительно прозаичнее: Epistolarius magnus взирал через кристалл светораспределения на обычный будничный Вьюгин. Это уже не был заснеженный полуцветной открыточный кадр; в окнах квартиры № 40 красовался предосенний и безнадежный, как онкологический больной, агонизирующий августовский день…

                - В это время традиционная Россия, наверное, благодарила богов, а затем и Бога за урожай, живя в изобилии более духовных, нежели земных плодов… Теперь нам кажется, что благодарить не за что, на самом деле это наша душа бесплодна и ровным счетом ничего не рождает кроме… футляра. Того самого – чеховского футляра, ограждающего от реальной жизни, но создающего вместе с тем гнилой и черствый романтизм самодостаточности. «Однако вон тот человек – живое свидетельство моих мыслишек, но идет он сюда, как будто стремясь освободиться от своего футляра…» - подумал Антипыч, увидев в шорохе готовых к зимнему умиранию тополей приземистую фигурку Изи Шульцмана.

 

- И не было нового дня,

Что окрашен толковой кистью

В осень…

Увядшее солнце браня,

Начинался день номер

Восемь…

 

*    *    *

 

                Дверь своих хором Антипыч никогда в жизни не закрывал, ибо считал, что вор должен быть слишком находчивым, чтоб хоть чем-то поживиться в интровертной обстановке жизни Антипыча. А так как в воры идут люди в основном отнюдь не находчивые, эпистолярий решил, что они в квартире № 40 ничего не найдут…

                Изя, дойдя до порога и не обнаружив звонка у двери квартиры № 40, ухмыльнулся, внутренне убеждаясь в правоте психиатрии в отношении Антипыча. Слегка тронув дверь, доктор вошел в «покои бесславного уединения».

 

- И не было новых людей,

Которым не тесно

Рядом:

Молчание скорбных теней…

И осени плачущий

Ладан.

Утихнет, должно быть, цвет,

Как вечно ранимый

Август, -

Пусть даст ему осень ответ -

Лишь ветреной смерти

Парус.

 

                - По-моему, слабовато становится Ваше стихословесное чувство, готовое ко встрече с холодом осени, - вздохнув заметил Шульцман, тщетно отыскивая глазами, где бы устроится поудобнее.

                - Не будь Вы лекарем, Вы стали бы телепатом, шаманом Вьюгинских типи5-многоэтажек, - не меняя интонации, ответил Антипыч, продолжая смотреть в окно и мечтать о закате и пути к жизни…

                - С моей стороны было бы непредусмотрительно оставлять свой образ неразработанным во временной перспективе; и пусть будет в том отчасти Ваша заслуга - шаманство, пусть даже потенциальное, меня окрыляет! – Изя расхохотался так, что напрочь забыл об Антипыче и «цели своего приезда».

                - Смешливость лекаря губительна для внутренних слез больных его…

                - Вы цитируете?

                - Я вообще редко цитирую, потому что цитаты обычно вставляют в эпиграфы и полуобыденные претенциозные разговорчики… Волею судеб я лишен первого отчасти, а второго полностью.

                - Однако, мне кажется, Вы враждебно относитесь к психиатрии, то есть хотите остаться в дисгармонии с внешним бесстыдством реального мира…

                - Доктор festina lente6, как говорят у вас, - мне уже n пятилеток и m десятилетий, и все это время я искал разницу между интровертной вакханалией Я и показухой мощи духа нашего Вьюгина… Если Вы попытаетесь привести меня в гармонию с миром, то получите труп Антипыча, тот субстрат, который пишет в платежных квитанциях нули и единицы…

                - Кто Вы, Антипыч?

                - В свое время Бомарше сказал (словами Фигаро): «Будь на то воля Божья, я был бы принцем», - так вот этого я сказать не могу… Скорее всего, я – бездарный игрок, проигравший миру, который утешается самообманом о реванше… Мой реванш будет еще бездарнее провален, и тогда кто-нибудь придет сказать мне о том, что впредь можно просто не брать в руки карт, а дышать осенней испариной и любить закатную пору.

                - Что значит для Вас декабрь?

- История – учительница жизни, история болезни – учительница умирания. Успокойтесь, доктор, - декабрь – это не месяц обострения, не психический антиген, не искусственный рубикон сознания,

это лишь время моего последнего цветения; всполох, готовый слиться с закатом в песне о небесных красотах жизни…

Это тихая музыка стихов, каждый из которых может стать последним; подобно тому, как декабрь – последний в году…

Декабрь – это мифология рождения образа, то есть самого меня…

 

           Антипыч после этих слов замолчал – казалось навсегда… То ли он представлял себя навеки слившимся с «тихой музыкой заката», то ли ему просто нечего было добавить в клиническую картину своей болезни, которую жаждал написать маэстро Шульцман. Изя же окончательно устал стоять и, демонстративно раскланявшись с тем, что осталось от Антипыча на земле, покинул «обиталище бетонной философии» № 40 в каменном доме.

 

 

Аналитическое фиаско

 

         Если на свете и есть особая каста людей, наиболее закаленных в борьбе за монополию на идеологический фундаментализм, то это непременно служители медицины… В отличие от простых смертных им ведома вся история физического развития человека (равно и предыстория в различных ее вариантах), они знают уязвимости человеческого тела и психики. Одним словом, медицина – это атомная боеголовка всей науки…

         Однако на этот раз Изя Шульцман – врач в 3-м поколении – потерпел полное фиаско. В эту ночь светило вьюгинской психиатрии был пьян и угрюм. В двухсотый раз он раскладывал свой собственный «псих-пасьянс». Суть этого игрища заключалась в следующем: вместо традиционных «атласных» для пасьянса брались глянцевые карточки с названием болезней: на одной – шизофрения, на другой – маниакально-депрессивный психоз. Какая карта вынута будет из колоды «наудачу», такой и диагноз – сомневаться было нельзя… Недаром пророк-Антипыч назвал лекаря шаманом – ох, недаром. И на этот 201-й раз Изя снова достал все ту же карту – на ней красовалось: «декабрьский эгоизм».

             Шульцман хохотал, пил… но не верил чарам хитрого Асклепия.

             Вскоре доктор слег – расшалилось, катящееся к своему закату (или логическому завершению?) усталое мятежное сердце.

             Последней зимой своей жизни Изя особенно дорожил. Он вылез из сковавшей его койки, много писал, работал, был внимателен к больным и часто любил повторять:

             - Декабрьский эгоизм – это не болезнь – это состояние души, - того, во что ни я, ни мой прадед никогда-таки не верили. Значит ни нам Антипыча лечить надо, а Антипычу нас одухотворять!

             Теперь Изя часами простаивал в одной комнате рядом с Антипычем, как верный ученик духоносного аскета, не говоря с ним ни слова… слушал декабрьскую метель души вьюгинского пророка.

 

- Покажи мне, декабрь,

Чертоги твои:

Их воинственный Один7 воздвиг,

Тихо спой мне, метель,

Как рождался в боях

Грозной силе оплот небес…

Дай мне сил засмеяться,

Язвительный Тор8,

Над полуденным бесом зимы…

Я мечтал не бояться стихии богов,

Но… вернулся в безумные дни!

Тихо спой мне, метель,

О людской суете

В день заснеженных мифов

Зари;

Успокой мою душу,

Пусть ведают все,

Что мой голос зиме говорил.

 

             - Сумбурный Вы человек, доктор. Сначала, как Шарикова, хотите меня лечить и изучать, а затем, бросив ранние затеи псу под хвост, дышите со мною морозцем декабрьских елей; радуетесь закатам и думаете о душе. Зачем?

             - Пока не было на Вашем столе декабрьского эгоизма, Вам казалось, что жизнь предсказуема, полна удовольствия и стабильности.

             - Антипыч напоил меня одиночеством и… стихами! И то и другое я унесу с собою в тихую Вечность. Хотя не знаю, где Она.

 

*    *    *

 

             После этого Шульцман уже больше никогда не заходил к Антипычу. От местного шамана во Вьюгине остались сплетни, зависти, интриги и… легенда об Изином сердце, которое (зачем-то?) болело за единственного не вылеченного пациента, отчего, мол, достославный и умер.

             Наука же пополнилась фактом единственного в своем роде «заразного психического заболевания не поддающегося гипнотическому, логотерапевтическому и медикаментозному лечению…».

 

 

Последний стих –

                     О падшем Вавилоне;

Последний возглас –

                     О безумье дней…

 

             Вчера настал никем, кроме Антипыча, не ожидаемый декабрь… В снежной лавине тонул всегдашний странный вьюгинский шум. Было бездарно тихо. Антипыч ждал ночи… Ждал, чтобы пойти поговорить с умершим на мгновение городом, которого он не знал.

             Декабрьская ночь была на редкость теплой и влажной от хлопьев, может быть, последнего снега. Городу был неприятен заснеженный Антипыч, и все же они разговаривали друг с другом о многом: об обращении Шульцмана, о платежных квитанциях…

             Каждый кирпич Вьюгина укорял Антипыча непонятно в чем.

 

Завтра город проснется

Глухим,

Потому что я был его ушами –

Старыми и ветхими,

Больными и незаметными;

И, к тому же, всегда мешали

Уши мои глухому городу.

Не воскликнут его немые

Развалины,

Ибо был я устами

Городу,

Словно страшный Царь-колокол;

А глухие молчат

И мучают окрестность

Своей тишиною…

Не раздастся декабрьского

Плача

В злобно-пустынном

Вьюгине, -

Выколоты глаза – как удачно…

Лишь бы не были этим напуганы,

Полуптицы с моторными плугами.

И не спросите вы: что значит?..

…Ты ослеп,

Ты оглох,

Онемел в веках

Дурацкий декабрьский Вьюгин…

 

             - В молодости я слышал, что сбившийся с ритма (аритмичный – как метко сказал бы доктор) стих грозит стать пророчеством… Осовремененным, до ужаса логичным, но все же пророчеством.

 

Закат

 

          С тех пор Вьюгин почти не изменился – все та же запланированная пустота ночных улиц, пьяные летние и зимние празднества и полное забвение прошлого, как вечный плевок в будущее.

             От Антипыча в родном городе осталось два источника воспоминаний. Это две публикации в декабрьской городской газете. Первое – это короткое объявление: «Продается квартира № 40 в каменном доме. Вид на сквер, остановка троллейбуса № 18 в 30-ти метрах». Вторым – более красочным памятником бытия эпистоляриуса явилась сводка погоды, говорившая о необычайно красивом и редком в это время года закате…

15.08.2001    -    00:00    22-23.08.2001

 

Сноски

 

1. Антип[ыч] (от греч. – Antitypon) - буквально = сын прообраза (сюжетов и героев Сусмана, мифов и т.д.). Рус. разг. обозначение отчества. Примечание. – Имя родилось случайно.

2. Эпистолярий, эпистоляриус (от лат. Epistula) – записка - человек, пишущий письма

3. Errare humanum… - человеку свойственно ошибаться (лат.)

4. Medicina nobilissima         - наиблагороднейшая медицина (лат.)

5.Типи – переносное жилище индейцев (ред. – архетип традиционно-общественного уклада жизни с соответствующей атрибутикой: шаманы и пр.).

6. festina lente – спеши медленно (лат.).

7. Один – в скандинавской мифологии бог войны, верховный бог.

8. Тор – в скандинавской мифологии бог смеха, розыгрыша и циничного отношения к жизни.

 

Газета(Источник):  ...